В случае “патологической вины” часто встречается ситуация, когда у людей смешаны понятия совести и вины. Лично я считаю для взрослого человека первое более конструктивным, чем второе. В идеале совесть – это то, что работает ДО поступка, и с помощью чего человек решает, совершать его или нет. Чувство вины – это то, что работает ПОСЛЕ поступка, противоречащего совести.
Эту сладкую парочку нужно отрегулировать так, чтобы она жить не мешала ни себе, ни обществу. У малышей чувство вины служит именно для образования совести: они же не знают, что можно, что нельзя делать в обществе! Поэтому обучаются именно так: если будешь потом чувствовать себя виноватым – не делай. У взрослых в норме совесть должна быть уже развита, и удерживать человека от тех поступков, за которые возникает чувство вины: для взрослого чувство вины – штука абсолютно бесполезная. (По поводу совести в профессиональном сообществе существуют разные взгляды, но я сторонник того, что в разумных пределах не повредит.)
Не сходится! А как же Иуда? Ему нужно было пойти и извиниться просто перед Иисусом и сказать, был в бессознанке, более не буду?
Тот же Раскольников, если бы не вина, его бы не поймали, по сюжету. Допустим, он открыл, что можно убить и не мучиться. Тогда он может присоединиться к миллионам людей на земле, которые живут, воруя, грабя и убивая, и совершенно не угрызаясь на эту тему?
Именно приведенные примеры показывают, что чувство вины – штука бесполезная.
Да, они оба чувствовали себя виноватыми. И чё?! Кому от этого легче?
Может, лучше всё-таки заранее старушек не гробить, и Иисуса не предавать?…
…если бы не вина, Раскольникова бы не поймали, по сюжету. Допустим, он открыл, что можно убить и не мучиться. Тогда он может присоединиться к миллионам людей на земле, которые живут, воруя, грабя и убивая, и совершенно не угрызаясь на эту тему?
Абсолютно верно. Он, собственно, уже ко всем этим людям присоединился, ибо старушке, которую он замочил, глубоко фиолетово, мучился он при этом или нет. Она – мертва. А Раскольников, придурок, и себе счастья не приобрёл – и старушку замочил зря.
А как же Иуда? Ему нужно было пойти и извиниться просто перед Иисусом и сказать, был в бессознанке, более не буду?
А он был в бессознанке?
Если да – то “пойти и просто извиниться” хватило бы. Ну, не хотел, всеми силами противодействовал – а всё равно случилось. Бессознательное полезло. Случается. И тут желательно не чувство вины испытывать, а с бессознательным разбираться: чего там такое внутри него творится, и как сделать, чтоб в другой раз аналогичного не полезло… А то ведь эта музыка будет вечной.
Если нет – то “сказать что больше не буду” это враньё. Когда человек говорит “более не буду”, прекрасно зная, что будет и ещё не раз, – ему никакое чувство вины не поможет. Он так и будет, как голубой воришка Альхен, испытывать чувство вины – и делать всё то же самое раз за разом. При этом может ещё и убеждать себя, как Раскольников, что, мол, раз у него есть чувство вины, – то он чем-то лучше других воришек и убийц. Хотя чем?
Ну например, он предал сознательно, а потом произошло нечто, изменившее его систему ценностей и приоритеты, и с высоты новой совести он смотрит на недавнее прошлое и ужасается, и хочет убить себя от стену!
А лучше бы волонтёром пошёл, раз так раскаивается, кому-то бы что-то хорошее сделал.
Кому нафиг легче станет от того, что он себя об стену разъебашит?
А никому.
А если например ты так самодостаточен, что тебе не нужна любовь других людей и вообще наплевать, что кто о тебе думает, тогда и этот ограничитель отпадает.
Естественно. И я, кстати, сторонник его отпадения. Я вообще сторонник осознанных внутренних ограничителей: совести, например; чувства хорошего вкуса; гармонии; осознанности. А весь этот мышиный бег за чужой любовью… он тоже из детства.
Если малыш молоко разлил, в порядке эксперимента “что будет если наклонить стакан”, и пошёл себе довольный – его во многих случаях ждёт наказание. Чтоб знал, типа, что виноват! Чё это он радуется? Хотя в идеале тут нужно бы не наказание, а просто предложение возместить причиненный ущерб, то есть вытереть пролитое молоко… и, может быть, стоит даже порадоваться вместе с ним результатам проведенного эксперимента. Но много ли матерей удержатся от подзатыльника?
А теперь представьте этого самого малыша, который молоко разлил, и мучается, мучается, МУЧАЕТСЯ от собственной вины! О, как он мучается! Как он смотрит глазами раненого олененка, непреложно свидетельствующими: он ничего, ну ничего не мог поделать! Это молоко… оно само прыгнуло! Он не хотел! – У многих ли матерей поднимется рука дать ему подзатыльник?
И малыш записывает себе в скрижалях памяти: ага! Чувство вины – это индульгенция. Если я буду чувствовать себя виноватым – мне уже необязательно возмещать нанесённый ущерб… И не возмещает. Просто – чувствует себя виноватым. Всегда и во всём. Ничего не делая, чтоб этой вины избежать. Психологи иногда называют это переживание “экзистенциальной виной” – потому что за всё, ЗА ВСЁ. Превентивно, чтоб подзатыльник не дали. Мучается, искренне мучается.
Погоди. А что такое тогда совесть во взрослом возрасте? Если человек руководствуется просто предполагаемыми последствиями поступков, т.е. идет от рассудка, это совестью не назовешь, совесть – это как раз мотивация помимо рассудка. Часто приводят пример, что вот человек бросается незнакомцу на помощь, хотя знает что рискует при этом жизнью – но не может иначе, таковы его моральные установки.
Не-не-не, мотивация помимо рассудка – это невроз.
Если человек то и дело ап стену убивается – это ему к врачу. Бывают случаи, ага, когда люди, плавать не умеющие, бросаются в воду по крику “Помогите, тону!” Можем ли мы назвать это разумным или хотя бы оправданным – это другой вопрос. Может, им бы лучше спасателей вызвать? И было бы не два трупа, а ни одного? Рассудок, вообще говоря, человеку не просто так дан. Неплохо бы им пользоваться. Хотя бы время от времени. В идеале, конечно, постоянно…
Скажи, а что – реально достичь состояния, действительно не зависящего от внешней любви и мнения людей? Доброе слово и кошке приятно – даже самые что ни на есть достигшие высот люди, мне кажется, очень радуются и воодушевляются, когда их любят и хвалят значимые для них люди.
Разница между зависимостью и “мне приятно” заключается в том, что без зависимообразующего агента жизнь превращается в муку, наступают жестокие ломки или даже смерть.
Достичь состояния, когда похвала будет приятна, но и обойтись без неё тоже вполне возможно, причём без всякого напряжения – вполне реально.
Но бросаться в воду, не умея плавать, придётся прекратить.
С иллюзией всемогущества придется расстаться.
