Публикация “Билль о правах” сильно откликнулась прежде всего про безопасность – и клиентам, и терапевтам. Ну, если с терапевтами всё более-менее понятно (а кому непонятно, тем пояснит супервизор), то вот почему так жестоко устроен этот мир, что за безопасность клиента отвечает сам клиент, мне хотелось бы пояснить.
Действительно, звучит странно: какой же смысл ходить к терапевту и доверяться ему, если он не может на 100% отвечать за вашу безопасность во время сессии?
Тут нужно сразу сказать, что существуют несколько аспектов безопасности.
Во-первых, безопасность бывает объективная, измеримая: физическая, или там юридическая – её проконтролировать относительно легко, и обеспечить её – святая обязанность любого помогающего работника. Психотерапевт наверняка обеспечит, я совершенно в этом уверена, вашу физическую безопасность: чтобы на вас не падали в его кабинете летающие кирпичи, чтобы никто не наставлял на вас пистолет, и чтобы сказанное вами не вышло за стены упомянутого кабинета. (Здесь тоже существуют свои нюансы, поскольку психотерапевт не всесилен, и в случае землетрясения кирпич-таки может свалиться вам на голову, – но я предполагаю, что все читающие меня достаточно разумны, чтобы в случае возникновения форс-мажоров подобного масштаба прервать психотерапевтическую сессию, выйти из терапевтических отношений и в сотрудничестве решать появившиеся проблемы.)
Во-вторых, безопасность психологическая – под нею обычно подразумевается то, что состояние клиента во время сессии не ухудшится.
Так вот, этого на 100% гарантировать нельзя и даже вредно. Объясню почему.
Аналогия с врачом тут совершенно некорректна. У враче есть объективные методы отслеживания состояния пациента: анализ крови, измерение температуры, рентген и т.п. Более того, физиологическое состояние человека относительно стабильно, поэтому медикаменты действуют на него в достаточной мере предсказуемым образом.
У психолога объективных методов нет вообще – все психологические методы диагностики в той или иной мере необъективны. Более того, психологическое состояние человека относительно лабильно, поэтому одни и те же психологические методики могут действовать мало предсказуемым образом. Какие конкретно ассоциации возникнут у клиента на какое воздействие, с чем из его прошлого опыта свяжется то, что происходит здесь и сейчас, – об этом может знать только сам клиент, а часто и он того не знает. Внутренний мир – терра инкогнита, никогда не знаешь, какие там чудовища притаились, и единственный способ не получить ухудшения состояния – вообще в этот самый внутренний мир не заходить и совсем ничего не делать. (Впрочем, при наличии там чудовищ ухудшение всё равно будет, только постепенное, по мере того, как психологические защиты начнут отказывать.)
Приведу достаточно частый в терапевтической практике пример: ресурсный транс. Это считается одно из самых безопасных воздействий: вообще никакого влезания в душу, никаких откровенностей, никаких вопросов, просто полежал человек немножко, расслабился, послушал щебет птичек, представил себя в лесочке, отдохнул на полянке, и дальше пошёл – с новыми силами. От чего бы здесь взяться ухудшению состояния – совершенно непонятно, правда же?
Перечисляю, отчего:
1. Например, в анамнезе был травматический случай “в лесочке”. И вот представил себя человек в тихом защищенном месте, но в какой-то момент накатили воспоминания, и – опаньки, лесочек уже вовсе не символ безопасности, а ретравмирующий фактор. Пора из этого лесочка побыстрее выбираться хоть к чертям собачьим, лишь бы в другую обстановку. И кто об этом может знать, кроме самого клиента? Кто может знать о том, с чем у него лесочки ассоциируются/проассоциировались именно сейчас?
2. Например, внутренний запрет на отдых. Вся эта пастораль ассоциируется у клиента только с одним: с кладбищем, когда он уже умер, и оно конечно да, можно уже и расслабиться, но для него это означает – похоронить себя. Осознание того, что это не “жизнь” ему отдохнуть не дает, а он сам себе не дает, и чтобы быть живым, ему необходимо впахивать до смерти, вряд ли сильно улучшит текущее состояние клиента. Хотя в перспективе может оказаться весьма целительным.
Короче: из вышесказанного ясно, что никто и никогда не может нести ответственность за психологическую безопасность другого человека. Да, хороший специалист будет отслеживать невербальные реакции, но телепаты все в отпуске, – поэтому если вам на слове “лесочек” как-то не по себе становится и тревожно, то это ваша задача, донести свой отказ ходить в лесочки до терапевта. Или отважиться пойти в лесочек – чтобы узнать о себе что-то, что давно сидело внутри и мучило, но на поверхность никак не выходило.
Именно поэтому психотерапия – больше искусство, чем наука: умение почувствовать состояние клиента ещё до того, как он его озвучил, и предложить ту методику, которая в состоянии его улучшить или хотя бы прояснить его причины, не формализуемо до конца (хотя специалисты к этому стремятся всей душой, но вряд ли когда-либо удастся достичь полной формализации этих процессов – не знаю, к сожалению или к счастью). Специалист, предположительно, может отследить состояние клиента чуть лучше, чем “в среднем по социуму” – их этому учат – но 100% гарантии и он дать не может, даже если будет очень-очень этого хотеть.
Более того: как раз специалисты, которые слишком уж сильно этого хотят, и совершают самые горькие ошибки. Когда на семинарах я прошу дать обратную связь в парах, самые большие претензии клиентов вызывают как раз попытки “нанести добро” и “причинить пользу”, – т.е. как раз ситуации, в которых терапевт пытается отвечать за состояние клиента.
Человеческая психика настолько сложна и безгранична, что лучшее из того, что вообще может сделать специалист – отвечать хотя бы за своё состояние, осознавать его. И, поверьте мне, это немало.
