Для маленького ребенка всё несовершенство мира персонифицируется в родителях: “Мама, не ходи на работу, поболей ещё!” – и мама, ушедшая на работу, воспринимается как плохая, но высказать это ей не моги – потому что по попе получишь. И ребенок отключается от своих эмоций, отщепляет аффект, надолго, если не навсегда: маму ведь нужно любить, ненавидеть её опасно для жизни. А она и на работу уходит не вовремя, и воспитывает не так, и сама какая-то не такая… но это несовершенство иной раз даже осознать невозможно, приходится любить, какая есть. Иногда отщепленных аффектов настолько много, что человеку уже и чувствовать нечем; тогда и во взрослом состоянии ему от этого фигово. И здесь, как вы понимаете, совершенно неважно, насколько объективно виновата либо невиновна мать; речь идёт о том, что с таким внутренним содержанием человеку плохо.
Как же быть с этим “плохо”?
Бытуют два отношения к прощению близких: одним переполнены околорелигиозные источники – “прощать необходимо, сразу подставляя вторую щеку”; другим переполнены, увы, источники околопсихологические – что прощать “такое” нельзя вообще никогда.
В отличие от моей привычной роли, должна отметить, что “оба неправы”.
Прощать можно всё; вопрос – когда, и с какими последствиями.
Первый, назовем его условно околорелигиозным, путь работы с подобными проблемами очередной раз описали мне пару дней назад: “Берешь чистый лист бумаги и пишешь: “Папа, сейчас я обвиняю Тебя в том, что ты…”. Потом берешь второй лист бумаги и пишешь: “Папа, сейчас я прощаю Тебя за то, что ты…” – все переписываешь со второго листа. Потом берешь третий лист и пишешь: “Папа, сейчас я благодарю Тебя за то, что…” – и опять все переписываешь. Запасись бумагой – листов может понадобиться очень много.”
Это путь, к сожалению, неоптимальный: задавленные в детстве эмоции практически не имеют шансов развернуться на кратком промежутке между первым и вторым листом. Подобное “прощение” и уж тем более “благодарность” грозит превратиться в бесконечное подставляние второй щеки, что есть по определению образ действий неэффективный. Щека, знаете, от этого болит и отваливается.
Однако ж и второй путь эффективным не назовёшь: ведь что означает это самое “прощать нельзя”? – оно означает, что травмирующий фактор по-прежнему продолжает действовать. Да, негативные аффекты стали осознаны – но прожить их, переработать, и уложить в качестве жизненного опыта пока не получилось: душевные силы тратятся на внутреннее возмущение нехваткой родительской любви, необходимой для удовлетворения потребностей, потому что самостоятельно удовлетворить эти потребности возможность пока не пришла. Нередко во второй позиции мы обнаруживаем людей, когда-то посещавших (посещающих) психолога, отчего я и назвала её “околопсихологической” – хотя, очевидно, с психологической точки зрения она неоптимальна. Сила эмоционального аффекта там разгулялась на всю катушку, а вот завершенной работы горя и утраты значимости события, увы, не наступило. Пример имеется здесь, скажем; но он далеко не единственный.
Подобная сила возмущения говорит о том, что к эмоциям травмированного ребенка доступ уже получен; а вот повзрослеть пока не получилось, сохраняется инфантильный гнев на фрустрирующих близких вместо того, чтоб благополучно оплакать произошедшее, и самому позаботиться об удовлетворении собственных потребностей. В том числе потребности в любви к себе, угу.
Как же в норме происходит психологическая работа над отношениями с родителями?
В среднем по больнице они соответствуют описанным этапам проживания психологической травмы:
1. Отрицание
На этом этапе негативные чувства к близким вообще не осознаются: “У меня была отличная мама, она меня всегда любила”.
2. Агрессия
На этом этапе осознаются несовершенства, и нередко детские негативные чувства затапливают человека целиком: “Это вообще не мать, а говноматка! Наказать её!”. Благодаря этой агрессии происходит внутреннее отделение от близких, в норме лет в 15, но бывает по-всякому. Тем не менее, это конструктивный и необходимый этап, если он именно этап, а не фиксация на собственной агрессии от невозможности перейти к оплакиванию; такое, увы, тоже бывает по самым разным причинам.
3. Оплакивание
На этом этапе приходит понимание, что сколько ни наказывай, а той любви, о которой мечталось, не получить: время упущено. Накатывает жалость к себе, уже без агрессии, и в норме на её основе укрепляется и трансформируется, “взрослеет” любовь к себе и возможность о себе позаботиться.
4. Принятие
Когда (и если) человек научился любить себя сам – острая необходимость в материнской любви снижается, травматические события детства утрачивают эмоциональную значимость, отношения в настоящем удается выстроить без ретравматизации и подставляния щёк.
5. Прощение
Именно после снижения эмоциональной значимости возможна интеллектуальная работа по пониманию, отчего же так получилось. Близкие уже могут быть рассмотрены не как функции, на которые проецируются все несовершенства мира, а как люди со своими слабостями и недостатками. Их уже можно понять – а значит, и простить, не подставляя при этом вторую щёку.
6. Благодарность
Появляется возможность взглянуть на происходившее ретроспективно и обнаружить в нем дополнительные смыслы: “Всё, что нас не убивает – делает нас сильнее”.
Хорошая новость заключается в том, что вся эта работа вполне может быть проделана, если не пытаться осуществить прощение преждевременно – либо, наоборот, насильно себя от него не удерживать.
Плохая новость заключается в том, что за неделю либо месяц это вряд ли осуществимо.
На это уходят годы.
Но оно того стоит. 🙂
