Действующие лица:
Скарлетт О’Хара
Хорошенькая и упрямая девица в том самом возрасте, когда “пришла пора – она влюбилась”. По большому счету, в этом возрасте почти все равно, в кого влюбляться; подкупающе взрослый Эшли, интеллигентный, аристократичный, авторитетный, высказывающий политические суждения, к которым прислушиваются даже более старшие мужчины, и при этом очень мягкий по натуре (в чем он похож на старшего О’Хара) – почему бы и не он?
Перед глазами Скарлетт уже есть пример союза властной женщины с мягким и податливым мужчиной: это её собственные родители. Существенной разницей могло бы являться то, что это отец добивался её матери, а не наоборот, но хорошенькие упрямые девицы с задатками лидера не обращают внимания на такие мелочи. (Да-да, это инфантильный паттерн фрагментарного тестирования реальности, вы правильно догадались, но чего же и ждать от подростка?)
В общем, девица нашла себе (вернее думает, что нашла) усовершенствованного папу с дополнительным тюнингом. Мелочи, противоречащие возвышенному образу, отметаются как несущественные и легко преодолимые.
Эшли
Человек формально значительно более взрослый, с развитой саморефлексией, но при этом не ощущающий своих истинных желаний и оттого не собирающийся брать на себя ответственность за свою жизнь, – зато постоянно казнящий себя за это. Вооот они, невротики-то мои любимые! Нельзя жить спокойно посвистывая, непременно нужно мучиться, непременно! Ничего не делать, и мучиться от этого, и все равно ничего не менять, но казнить себя за все, за все, не в силах ни от чего отказаться – вот девиз настоящего невротика! Может ли такой мужчина не ощутить притягательности женщины, которая уже в свои 17 четко знает, чего хочет? Да никогда! Это как удав для кролика – именно потому, что воля у самого Эшли в постоянном конфликте с его желаниями, его внутренняя интенциональность спит глубоким сном – именно поэтому его влекут женшины, у которых эти качества хорошо проявлены: и опасная темпераментная Скарлетт, и сдержанная, но от этого не менее волевая Мелани. Они обе прекрасно знают, чего хотят, и в достаточной степени руководствуются своими желаниями – в отличие от него.
В результате Эшли всю дорогу искренне демонстрирует то, что в психологии называют “двойной сигнал”: он вроде бы и хочет быть со Скарлетт, а вроде бы и не хочет. Тут играем, тут рыбу заворачиваем. Тут он ей в любви объясняется, а тут на Мелани женится. В общем, демонстрирует все то, из-за чего папаша О’Хара еще в самом начале предрекал, что Скарлетт будет ненавидеть этого мужчину до конца жизни. Да собственно он и сам себя ненавидит: “Я порю тут чушь о цивилизациях, но не могу помочь вам с Тарой. В этом мире нет для меня места.”
Вероятнее всего, если бы не гражданская война – то место все-таки нашлось бы: в привычных, стабильных жизненных обстоятельствах невротические паттерны поведения остались бы скомпенсированы. Он ведь, собственно, с самого начала “порет чушь о цивилизациях” – но, знаете, одно дело потрындеть о судьбах мира с благополучными соседями-плантаторами после сытного обеда, зарабатывая себе авторитет и наслаждаясь вниманием наивных девушек. Использовать интеллект как декоративное украшение, порассуждать о том, как оно должно бы все быть, а всё остальное сделают жена, управляющий и заведенный распорядок жизни…
И совсем другое – оказаться в травматических обстоятельствах гражданской войны, изменившейся жизни, к которой нужно приспособиться прямо вот здесь и сейчас. Когда приходится реально выбирать, и нет знакомых привычных рамок, а нужно прислушиваться к себе – и создавать собственные. Это чертовски сложная задача для любого человека, не зря древнее проклятие звучит: “Чтоб тебе жить в эпоху перемен!”. А Эшли реально выбирать-то никогда и не умел, бесконечная саморефлексия и трындеж о цивилизациях – это вовсе не интенциональность…
В первом случае, в благополучной жизни, Скарлетт, конечно, все равно бы ему нравилась, поскольку воплощает в себе все то, чего у него нет (вернее, что он не умеет в себе открыть) – но, скорее всего, у него все же хватило бы сил благородно от нее отказаться. Просто-напросто потому, что ее помощь была бы ему не нужна: вполне хватило бы жены и управляющих, извините что так цинично. Он ведь не подлец: он с самого начала знает, что отказаться от неё нужно, и все время пытается и пытается, но это чертово бессилие, которое он так в себе ненавидит, приводит к тому, что он прямо-таки вынужден соглашаться. Ну зря вот вы ржете сейчас. Очень уж сильны собственные дефициты оказались в этой изменившейся жизни.
Но вернемся к Скарлетт!
Имеющая доступ к своим желаниям и весьма волевая, в свои 17 она влюбилась в человека, которого в сущности вообще не знала: высокий блондин, красиво треплется про судьбы цивилизации, отчего бы и не в него?
Сложись все по ее хотению, она бы вышла за него замуж, узнала его получше, разлюбила, и приобрела опыт “не принимать за любовь любое трепыхание сердечка при виде симпатичного блондина”. Гештальт завершился бы. Учитывая пуританские южные нравы, когда исправить содеянное вряд ли бы удалось – возможно, завершился бы ненавистью за что, что Эшли не оправдал ее ожиданий, и теперь приходится терпеть этого нерешительного придурка.
Сложись все, как оно шло – без войны – Эшли бы сумел от неё благородно отказаться, а у неё не было бы силовых механизмов, позволяющих навязать свою волю. То есть, гештальт бы все равно завершился – проживанием потери. Она бы поплакала-поплакала, но вынуждена была бы смириться с тем, что не все в её силах. Стала бы мудрее и взрослее, и, возможно, со временем даже перестала бы ненавидеть Эшли – слезы, знаете, очень хорошо промывают глаза, и нередко начинаешь лучше видеть: в частности, то, насколько этот мужчина тебе не подходит. Появляется опыт “не принимать за любовь любое трепыхание сердечка”.
Но увы! Сложилось все так, как сложилось: из-за войны Эшли не нашел в себе сил самому сражаться с этой ужасной реальной жизнью, а Скарлетт приняла его слабоволие за возможность любви и решила, что если вот сейчас еще немножко дожать, то “все получится”. Незавершенный гештальт – почти необоримая сила, вот что я вам скажу. До войны Скарлетт не успела повзрослеть, чтобы научиться завершению подобных гештальтов, – а война, увы, декомпенсирует даже самые здоровые натуры. Психологическая защита “Я подумаю об этом завтра” – это и есть привычка не завершать своих гештальтов. Психологическая зашита вытеснения. Иногда, в травматической ситуации, эта психологическая защита – вообще лучшее, что можно придумать. Но беда, когда эта психологическая защита становится единственной: ведь завтра так никогда и не наступает…
Батлер
На первый взгляд выглядит самым здоровым в этой компашке. Хорошо усвоенные, хотя при этом крайне индивидуальные моральные нормы, доступ к собственным чувствам, развитая интенциональность и при этом умение смиряться с потерей – редкий набор!
К моменту брака он уже отлично знает Скарлетт, весьма грамотно разыгрывая свои карты: соблазняет её сексуальными удовольствиями и деньгами. Именно для Скарлетт, волевой, ценящей жизненные удовольствия и власть, это был бы прекрасно работающий план соблазнения (который, кстати, де-факто и сработал).
Кроме того, Батлер – прекрасный отец и вообще благородный человек. Да-да, он прекрасно знает моральные нормы своей референтной группы, просто не тупо следует шаблону – а каждый раз сознательно расставляет приоритеты. (Ну, ладно, почти каждый раз, были и на его улице проколы, но об этом позже.)
Но увы, у Скарлетт – незавершенный гештальт с Эшли! “О, могущество мужчины, не идущего в руки…” (с)
Но даже и это Батлер понимает, не зря он говорит в одном из эпизодов – “Я мог бы разорвать вашу головку, чтобы изгнать этого Эшли из ваших мыслей. Но это не поможет.” Собственно, и уход Батлера в конце – это взрослый шаг взрослого человека. Его дело – завершить свой гештальт, и если Скарлетт никак не может разобраться со своим, то это ее проблемы. Он и уходит-то без истерик, можно сказать, спокойно посвистывая…
Кстати же, я тут пока писала – осознала, что прогноз у них на удивление благоприятный. Там так грустно все кончается, что кажется, что все пропало прямо. Но если не предвзято построить прогноз, что мы имеем?
1. Очевидно, Скарлетт травмирована войной. Вполне достоверно показано посттравматическое расстройство: ей снятся кошмары, базовая безопасность ни к черту, она многого боится – голода, бедности, божьего наказания… Появляется жесткость в достижении свои целей, исчезает простое человеческое сочувствие: ради того, что “надо”, она готова идти по трупам, все время напряжена от страха. Это вообще характерно для последствий шоковой травмы: Скарлетт там и пьет, чтобы расслабиться. Очень типичное последствие посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). К счастью, Ретт совершенно правильно ей говорит про кошмары: вам нужна безопасность – и вы восстановитесь. И это правда: в спокойной обстановке устойчивая психика самопроизвольно восстанавливается. И тут очень важно заземление: “Тара! Земля единственное, что имеет ценность» – это ощущает и сама Скарлетт.
Когда Мелани умирает – Скарлетт, наконец, понимает: «Я любила того, кого на самом деле не было». Гештальт с Эшли завершается. И тут на первый план выходит Батлер, но…
2. Батлер, конечно, из них самый здоровенький, но ведь и он тоже человек и совершает ошибки.
Ошибка первая
…И как мы видим, ошибкой был вовсе не насильственный секс, за который Ретт себя винит. Все-таки и у него находятся какие-то моральные интроекты: переспав с любимой женой в алкогольном опьянении, он считает себя виноватым по определению (“я хотел сделать ей больно”). Моральные нормы в этой части усвоены бессознательно, интроецированы, а не осмыслены – отчего он забывает протестировать реальность: проверить, к каким же последствиям на самом деле это привело? В действительности Скарлетт довольна и мурлыкает – но Ретт ничего не замечает, и, терзаемый чувством вины, сообщает о расставании.
При этом Скарлет, которая легко и непринужденно окручивает мужчин, тоже вдруг теряет трезвость мысли и не может “окрутить” любящего ее Ретта Батлера обратно. Собственно, с этой любовью всегда так: чем ближе отношения, тем сложнее вести себя трезво, слишком уж много всякого детского и инфантильного туда проецируется. Ну, и не будем забывать, в это время гештальт с Эшли у нее еще не закрылся, поэтому она не вполне понимает, что хочет-то уже Батлера.
Ошибка вторая
Как только появляется чувство вины – так сразу нарастают деструктивные тенденции в отношениях. Чувство вины – это инвертированная агрессия, и она часто сквозь него прорывается, как ее ни души: после долгого расставания вместо того, чтобы выяснить обстановку и настроение Скарлетт (весьма благожелательное, кстати), – Ретт начинает язвить на тему ее беременности: «Кто счастливый отец?» Понятно, кончается все ужасающе плохо: Скарлетт теряет ребенка и они опять ссорятся.
Смерть дочери после недавней потери будущего ребенка, разумеется, превышает тот уровень стресса, который любая семья могла бы пережить безболезненно. Это, вестимо, не ошибка – это просто стечение обстоятельств: не вмешайся еще и смерть ребенка, и все могло бы сложиться по-другому…
Но дальше началось привычное мочилово любящих людей “по детским мозолям” друг друга. Здесь без психолога прогноз ни к черту, фраза “он как будто сошел с ума” имеет под собой основания: шершавым языком протокола это называется «психотический эпизод».
Ошибка третья
Но даже и после этого они все еще умудрились почти выбраться из этого самостоятельно. И тут опять Батлера подстерегла ошибка. В свое время он соблазнил Скарлетт в том числе и тем, что поддержал ее лесопилку. Не осуждал и не запрещал. Но во время того, как они договаривались о примирении, он… предложил ей продать лесопилку! Ну можно ли было придумать что-либо более непродуктивное в его положении? Если уж ты знаешь, какие козыри играют на тебя – используй их, а не выкидывай из колоды! Впрочем, возможно, все дело в том, что Батлеру просто надоело соблазнять женщину, которая все никак не отвечает ему взаимностью, отчего он и вовсе потерял интерес к игре?
3. Итак, что мы имеем в активе:
Скарлетт, как мы знаем, умеет добиваться своего и очаровывать мужчин.
Раньше она не прикладывала больших усилий к тому, чтобы очаровать Батлера – но, вероятно, теперь это изменится. Все, что ей необходимо для успеха – это внутреннее спокойствие, заземление; к счастью, она уезжает в Тару, так что на это надежда есть.
Батлер любил Скарлетт долгое время. Сейчас, разумеется, он устал любить безответно, и ей потребуется некоторое время, чтобы доказать, что история с Эшли для нее в прошлом. Но трезвый ум Батлера дает надежду на то, что он сможет это понять, и не мстить ей за прошлое при наличии вполне гармоничного настоящего.
Так что, в общем, прогноз-то вполне благоприятный.
Особенно, конечно, хочется психолога им посоветовать… но, кажется, с психологами в то время было туговато. 🙂
